...Георгий очень долго не хотел верить тому, что с ним случилось. Плохо понимая по-русски, он поначалу совсем растерялся. К тому же ему было тяжело привыкнуть к долгим зимам, якутскому холоду, к местному укладу жизни. Но, как и раньше, стиснув зубы, он дал себе слово выжить. Здесь, в Усть-Нере, его снова определили на лесозаготовки. Они рубили лес, часть складировали, из большей части вязали плоты и сплавляли по реке. Участок находился далеко от жилых поселков, можно запросто сгинуть по пути. Поэтому никто и не пытался отсюда бежать.
Находясь здесь, Георгий получил вольную, стал вольнонаемным. Теперь он мог выбраться отсюда и найти другую работу. Подумав, что так будет лучше, он устроился на прииске горнорабочим. Кормили лучше, да и зарплата была не соизмерима с теми, что платили на лесозаготовках. В общем, решил попробовать. Работа тяжелая. Смена 12 часов. И все это время вниз-вверх с тяжелыми тележками, гружеными рудой. И снова дали знать о себе старые раны — контузия и перебитое вражеской пулей плечо.
Как-то среди рабочих пошел слух, что набирают строителей, а также лесорубов для заготовки леса под строительство жилых домов в районном центре и в селах. Дело знакомое и Георгий направился в леспромхоз, оттуда в Промстрой. Тут его определили поначалу в бригаду дорожных строителей, а затем на жилищное строительство. Поработав и в этом качестве, Георгий решил снова вернуться на лесозаготовительный участок. Жизнь в таежных условиях, пусть и трудная работа, но понятные и простые человеческие отношения в небольших отрядах лесорубов — вот что возымело решающее значение в выборе его будущей работы. К тому же, он освоился в местности, имел возможность свободно передвигаться. Теперь он иногда выезжал с участка в совхозный поселок: закупаться продуктами или получать спецодежду, запчасти или еще что необходимое в работе.
Со временем познакомился с местными жителями, с некоторыми даже сдружился. У местных Георгий научился рыбачить, охотиться на мелкую дичь, выживать в безлюдной тайге, особенно зимой. Об этом, он думал, знают все. Но, как оказалось, у местных были свои древние способы охоты, рыбалки и образ жизни в тайге.
Особенно Георгия удивляла их одежда из оленьей шкуры, шапки из пыжика, отороченные тонким пластом меха росомахи. Оказывается, этот мех при любом зимнем ненастье, снежных бурях и длительности пребывания на морозе не покрывался инеем и спасал лицо путника от ветра и обморожения. «Вах, какие ичиги!» - восхищался Георгий, рассматривая меховые высокие торбаса бригадира, которые ему сшили местные женщины. Почему-то они назывались у русских «щетки». Эти торбаса были выше колен и сшиты из выделанных оленьих лапок. Подошвы шили из ровдуги, к ним подшивали вокруг окантовку из кусочков шкуры, вырезанной у самого копыта оленя. Эта часть считалась самой крепкой. А подшивали их так, чтобы они вылезали наружу. Человек в такой обуви не проваливался в мягкий снег, его поступь получалась мягкой и бесшумной. Носили местные мужики не телогрейки, а подобие бурок, тоже из оленьего меха. В такой одежде ни в какую стужу не замерзнешь.
Заметил Георгий и такую особенность таежных жителей как делиться своей добычей. Не забывали поднести и духам. Было и такое неписаное правило: уходя из лесной сторожки, оставлять что-то из провизии, спички, заготовленные дрова для тех, кто может сюда прийти. Двери жилищ нигде и никогда не запирались. Да и сами местные жители были под стать своим традициям щедрые, открытые и простые. Со временем, общаясь с местными, Георгий даже начал понимать некоторые якутские слова.
Несмотря на наступившую относительно спокойную жизнь, он все также часто вспоминал родных, свою деревню, скучал по родине. Природа этого края была совершенно непохожа на грузинскую. Но здесь тоже были горы. Такие же величественные, холодные и неприступные. Когда было особенно тяжко, Георгий уходил в горы. Найдет там какое-нибудь укромное место, посидит, подышит и на сердце становится легче. Все также тяжелым грузом на душе лежали воспоминания прожитых в войну лет. Волновало, сможет ли он восстановить свое доброе имя, вернуться на родину и свидеться с родными.
В один погожий день 1947 года к Георгию подошел бригадир и сказал:
— Тебя вызывают в военкомат. Бросай работу и езжай в Усть-Неру. Может, что срочное. Георгий слышал, что начались пересмотры дел и многим ссыльным выдали справки об освобождении. Он не бежал, он летел до берега, где заскочил на плот и по реке поплыл в Усть-Неру. На одном дыхании бежал до военкомата, уже предвкушая скорый отъезд в родные места. Его радость быстро померкла, когда ему сказали, что может ехать домой, но никакой справки о том, что он воевал, выдать не могут. С одной стороны, его переполняла радость, что он теперь волен лететь хоть на край света. С другой — он знал и то, какими сложностями может обернуться его возвращение в Грузию без соответствующих документов. Поэтому решил задержаться и все же дождаться выдачи справки. Спустя некоторое время Георгия вновь вызвали в Усть-Неру. И снова на плот и по реке прямиком до райцентра. На этот раз ему вручили военный билет и сказали, что он полностью реабилитирован и ему выдадут справку об этом. Радости не было края. Он думал, что наконец-то на самом верху, в Москве поверили, что он не виноват, что был в плену и теперь он такой же советский гражданин, как и все другие.
По пути к речной пристани купил химический карандаш, тетрадку. Наконец-то он может написать родным, что он жив, что он скоро вернется домой в Грузию. Сразу по возвращению на участок сел за письмо. Оно получилось сумбурное и очень длинное. Так много хотелось рассказать родным о себе, о том, что с ним случилось. Писал полночи. А через день он взял выходной и добрался до совхозного поселка. Здесь на почте старательно запечатал письмо в конверт, написал обратный адрес. Почтальонша Маня, смачно лизнув, приклеила в верхнем правом углу марку, заверила, что теперь письмо обязательно дойдет до адресата.
Каждый раз, как приезжал в село, Георгий забегал на почту, но ответного письма не было. Где-то через месяц наконец-то Маня протянула ему весь проштампованный конверт. Это была весточка из Грузии! Пританцовывая от радости, он поцеловал конверт, поднес к носу, словно вдыхая запахи родного дома. Отвечала жена брата. Она писала, что сначала им сообщили, что Георгий погиб, потом сказали, что без вести пропал. Они долго горевали и теперь счастливы, что он нашелся, хоть и так далеко. Писала, что они его ждут. Завязалась переписка с родными. Георгий писал, что ждет справку о том, что он участник войны. Поэтому пока приехать не может. Работает. Заработает денег, приедет, и поставят они новый, большой дом в Опети. Братья через невестку передавали, что да, справку нужно дождаться, так как у них тоже неспокойно.
Много предателей Родины поймали. Не будет документов, как докажешь, что воевал. Так прошел год, второй, третий. Георгий не мог понять, почему ему не выдают нужную справку. Ведь с него сняли все подозрения, он реабилитирован. Что он скажет родным, когда вернется, кем он предстанет перед ними — отсидевшимся в тюрьме или участником войны? «Нет. Столько вытерпел. Подожду еще. Без справки не поеду. А вдруг опять посадят в тюрьму и отправят в лагерь», — думал Георгий и при мыслях о лагерной жизни холодный пот проступал на лоб.
Саная «Три кувшина» (Айар, 2022) кинигэтиттэн быһа тардан.
Кинигэ «Айар» бары маҕаһыыннарыгар атыыланар